Читатель, который услышит негромкие доверительные голоса девочки-подростка по имени Анна Франк и молодого учителя Гонды Редлиха, вряд ли станет упиваться чувством своей исключительности и никогда не согласиться на полурабское унизительное существование.
|
Галич (за сценой под стук колес)
Уходят из Варшавы поезда,
И скоро наш черёд, как ни крути,
Ну что ж, гори, гори, моя звезда,
Моя шестиконечная звезда,
Гори на рукаве и на груди!
Галич (на сцене под стук колес)
Ни гневом, ни порицаньем
давно уж мы не бряцаем,
здороваемся с подлецами,
раскланиваемся с полицаем!
Не рвёмся ни в бой, ни в поиск -
всё праведно, всё душевно.
Но помни: отходит поезд!
Ты слышишь? уходит поезд
сегодня и ежедневно.
А мы балагурим, а мы куролесим…
|
Музыка.
Пророк часть 1
(голос за сценой)
Слушайте это, старцы, и внимайте,
все жители земли сей: бывало ли такое
во дни ваши или во дни отцов ваших?
|
— Дети и учителя в годы Холокоста. Этой теме посвящены наши предыдущие выступления. Мы рассказывали вам о Януше Корчаке и его детях, об учениках 30-40 годов, которым так и не удалось стать взрослыми.
Сегодняшний спектакль также об учителе и девочке. Они никогда не встречались и даже не подозревали о существовании друг друга. Но их объединяет то, что после своей трагической гибели они оставили нам частичку себя – свои чувства, мысли, голоса. Они оставили нам свои дневники.
Уцелевший дневник Гонды Редлиха стал одним из обвинительных документов Нюрнбергского процесса.
Дневник Анны Франк – свидетельство очевидца и голос безвинной жертвы – еще раз напоминает о том, как страшно жить в закрытом обществе, которое стремится если не физически, то нравственно уничтожить тебя, твоих родных и друзей, только потому, что они «другие». Со страниц дневника, казалось, звучит голос миллиона еврейских детей, замученных в годы Катастрофы.
Он звучит тем убедительней, что автор дневника и не думает никого не в чем убеждать, а просто фиксирует, день за днем, свои чувства и мысли, события, большей частью, отнюдь не героические.
Стихотворение.
О, вы, искушённые,
известно ли вам,
что взгляд сияет от голода
и тускнеет от жажды?
О, вы, искушённые,
известно ли вам,
что можно увидеть труп матери
и не проронить ни слезинки?
О, вы, искушённые,
известно ли вам,
что утром можно хотеть смерти,
а вечером бояться её?
нам недругов лесть как вода из колодца,
а где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам
колёса, колёса, колёса, колёса.
Такой у нас нрав спокойный,
что без никаких стараний
нам кажется путь окольный
кратчайшим из расстояний.
Оплачен страховки полис,
готовит обед царевна,
но помни: отходит поезд
сегодня и ежедневно.
Мы пол оцинкуем, мы шторку повесим,
чтоб нашему раю ни краю, ни сноса.
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам
колеса, колеса, колеса, колеса...
От скорости века в сонности
живем мы, в живых не значась.
Непротивленье совести –
удобнейшее из чудачеств!
И только порой под сердцем
кольнет тоскливо и гневно:
уходит наш поезд в Освенцим!
Наш поезд уходит в Освенцим!
Сегодня и ежедневно...
А как наши судьбы как будто похожи:
и на гору вместе, и вместе с откоса.
Но вечно по рельсам, по сердцу, по коже
колеса, колеса, колеса, колеса...
|
Дневник Романа.
Сегодня они увезли Ф.
Я не могу передать свои чувства.
Я чувствую, что это очень трудно, стыдно.
Потому что есть люди, которые смотрят на это безразлично или злорадно. «Что, ему жалко евреев? Какой идиот!»
Почему Ф. должна быть хуже, чем вы? Она намного лучше вас, лучше во всём! Она была
единственной девушкой, с которой я всегда мог быть откровенен. Как прекрасно иметь друга,
который понимает тебя и чувствует то же, что и ты. Она была хорошей девушкой и храброй.
Когда её увозили, она стояла с гордо поднятой головой... Я убеждён в том, что она не опустит голову даже тогда, когда придётся умереть. Ф., знай, что я помню о тебе, я не забуду о тебе и наступит день, когда я отомщу! Моя «первая любовь», оставившая самые чистые воспоминания. Она была моим идеалом. Последний привет от Ромки!
— Так писал в своем дневнике Роман Кравченко о неизвестной еврейской девушке Ф., жившей на Украине, которую постигла та же участь, что и другую еврейскую девушку Ф., Франк Анну, ставшую известной благодаря её дневнику.
Музыка (еврейская).
12 июня 1929 года. У Отто Франка и его жены Юдифи Франк-Голландер праздник: родился второй ребёнок, девочка, Аннализа-Мария. Маленькая Марго, которой было уже 3 года, тоже радовалась появлению сестрёнки.
— Анна росла весёлым, общительным и любознательным ребёнком. Она была хорошо воспитана, как и старшая сестра, но более склонна к проказам.
В январе 1933 года к власти в Германии пришли нацисты. Отто и Юдифь, не обольщаясь насчёт будущего немецких евреев, решили бежать в Голландию. Отто поехал в Амстердам, чтобы приготовиться к приёму семьи.
А. Городницкий «Вспоминая Фейхтвангера».
По-весеннему солнышко греет
На вокзалах больших городов,
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
Поезд звонко и весело мчится
По стране безмятежной и чистой,
В воды доброго старого Рейна
Смотрят путники благоговейно.
Соплеменники, кто помудрее,
Удивляются шумно: «Куда вы?
Процветали извечно евреи
Под защитой разумной державы.
Ах, старинная кёльнская площадь!
Ах, саксонские светлые рощи!
Без земли мы не можем немецкой, –
Нам в иных государствах –
не место».
Жизнь людская — билет в лотерее,
Предсказанья не стоят трудов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
От Германии – родины милой,
Покидая родные могилы,
Уезжают евреи в печали, –
Их друзья пожимают плечами.
|
В феврале 1934 года семья Франк поселилась в новом районе Амстердама, чувствуя себя в полной безопасности. Отто уже был владельцем небольшого предприятия, девочки – Анна и Марго – учились в школе Монтессори, недалеко от их дома.
Но беспечная жизнь в конце концов прекратилась. 10 марта 1940 года фашисты вторглись в Голландию. Бежать было некуда.
Поначалу немецкая оккупация не затрагивала евреев. Марго и Анна продолжали
посещать ту же школу.
Жизнь продолжалась. Позже, когда Анне исполнилось 13 лет, она получила в подарок толстую тетрадь с обложкой в шахматную черно-красную клетку. Девочка решила завести дневник, в котором она могла бы записывать свои мысли и чувства, наблюдения.
В новом учебном 1941 году Анне и Марго Франк, как и всем другим еврейским детям, пришлось перевестись в еврейский лицей. Евреи теперь должны были носить жёлтую звезду на одежде, им запрещалось пользоваться велосипедами, ездить в трамваях и автомобилях, покупки они могли делать только в определённые часы и только в магазинах с надписью «Для евреев».
Строки из дневника Анны.
«Кто возложил на нас эту ношу? Кто сделал нас, евреев, исключением среди других народов? Кто всегда заставлял нас страдать? Это сделал Г-дь, но Он же и вознесёт нас. И если мы терпим все эти напасти, то, если только все евреи не будут
уничтожены, когда-нибудь из проклятых и отверженных они превратятся в образец для подражания. Кто знает, быть может, когда-нибудь именно наша вера научит добру всё человечество, все народы, и ради этого, ради этого одного стоит пострадать. Мы не можем быть только голландцами, или только англичанами, или людьми какой-нибудь другой нации, наряду с этим мы остаёмся евреями, – должны, но и хотим оставаться евреями.
5 июля 1942 года шестнадцатилетняя Марго получила повестку с предписанием отправиться на принудительные работы в Германию. Конечно, родители понимали, что ехать ей никуда нельзя. С первых дней оккупации Отто знал, к чему всё это приведёт. Он стал строить планы, где скрыть семью, когда положение сделается невыносимым.
Из дневника Анны:
«Мир перевернулся. Самых порядочных людей отправляют в концлагеря, сажают в тюрьмы и одиночные камеры, подонки правят страной, и любой должен остерегаться их: стар и млад, богачи и бедняки. Никто не знает, что с ним случиться завтра».
— Появление повестки означало, что пришло время перебраться в убежище. К Франкам присоединилась еще одна еврейская семья, чета ван Дааны и их пятнадцатилетний сын Петер.
Из дневника Анны:
«То, что нам вообще нельзя выходить на улицу, угнетает меня больше, чем я могу выразить, и я ужасно боюсь, что нас могут обнаружить и расстрелять. Это, конечно, не очень приятная перспектива».
Анна принесла с собой и дневник, и альбомы с фотографиями. Она жила в одной комнате с Марго, родители находились в соседней. Позднее, когда прибыли Ван Дааны, девочек поместили наверху. Днем постели убирали, и комната превращалась в кухню. Чердак использовали для хранения еды и прочих припасов.
— Анна назвала его «Ахтерхойз» – задний дом – и облюбовала его, чтобы там, в одиночестве, придаваться раздумьям, писать и смотреть в маленькое окошко на враждебный мир.
Из дневника Анны:
«По вечерам в темноте я вижу ряды хороших, ни в чём не повинных людей, они идут с плачущими детьми, всё идут и идут, ими командуют несколько эдаких типов, их бьют, мучают до того, что они валятся с ног. Никому нет пощады. Старики, дети, младенцы, беременные женщины, больные, все, все идут вместе на смерть».
Чтобы пополнить свои запасы и иметь связь с внешним миром, надо было рассчитывать на помощь неевреев. Отто доверял многим своим старым рабочим, таким как Мип и Ян Гиес, Беп Воскил, Иоганнес Клейман, Виктор Куглер. Они делали покупки, приносили детям книги, сообщали все новости.
Из дневника Анны:
«Мип каждую субботу приносит 5 книг из библиотеки. Мы всегда с нетерпением поджидаем субботы, потому что тогда прибывают книги. Точь-в-точь как маленькие дети ждут подарка. Обычные люди не знают, как много значат книги для заточённого. Чтение, учёба и радио – вот наши единственные развлечения».
О роли учебы
В драматические периоды еврейской истории вопрос «быть или не быть» звучал для нарда как «учить или не учить». Невзирая на угрозу смерти, евреи учили Тору во времена Антиоха IV и Маккавеев. После поражения Великого восстания и разрушения Второго Храма решающую роль в сохранении самобытного существования еврейского народа сыграла иешива в городе Явне. И таких примеров в еврейской истории немало. В годы Катастрофы учить детей евреям тоже было запрещено. Для народа книги запрет на образование был равносилен истреблению. Но всегда находились люди, которые стремились к знаниям и вели за собой других.
Из дневника Гонды Редлиха:
«В Терезине я возглавил Отдел детей и молодежи. Днем учил детей ивриту, вводил в обиход еврейские праздники, тщательно отбирал воспитателей и вожатых-мадрихим для детских домов, сочинял пьесу для терезинского театра».
А по ночам Гонда составлял списки на транспорт. В его обязанности входило отправлять своих питомцев в Польшу.
Из дневника Гонды Редлиха:
«Оказывается, человек способен привыкнуть ко многому – не спать, не отдыхать. Работать. И эта работа вытянет из него все жилы, разрушит его самого и принесет гибель другим».
В который раз Гонда Редлих задавал себе одни и те же вопросы и в который раз не мог дать на них ответ.
Из дневника Гонды Редлиха:
«Что с нами происходит? Кто виноват и кто невиновен? Кто чист и кто не чист? Чему нас может научить эта расколотая, деформированная реальность? Почему люди ненавидят друг друга? Что я – глыба льда или горячее сердце?»
Кого он спрашивал? Себя? Б-га? Он понимал, что независимо от его желания трагедия его народа писалась сама. Он просто делал свое дело: учил детей... Любил детей.
Анна тоже делала свое дело: жила вопреки всему.
Из дневника Анны:
«На войне нет дела до нашей любви к свободе и свежему воздуху, поэтому нам ничего не остаётся, как постараться устроить свою жизнь здесь. Конечно, проповедовать легко, но на самом деле, если я ещё долго здесь просижу, то превращусь в высохшую жердь. А мне так хочется быть нормальным подростком!»
На фоне музыки предвоенных лет. Несмотря на тяжелые условия жизни, Анна оставалась обычной, бойкой девочкой. Ей хотелось петь, болтать, участвовать в шумных играх. Но ничего этого делать было нельзя. Тем немногим, что напоминало о прошлой мирной беззаботной жизни, были фотографии кинозвезд, которые отец расклеил по стенам комнаты, чтобы скрасить жизнь девочек.
— А когда становилось совсем грустно, она разглядывала фотоальбомы с портретами родных, подруг, всего того, что было ей дорого и что осталось в «той жизни». Ни разу она не пожалела, что принесла в убежище эти альбомы, а не что-нибудь другое. «Память для меня дороже, чем платье», – писала она в своем дневнике.
Звонок. – Музыка прерывается.
Из дневника Анны:
Сегодня вечером вдруг долго, сильно и пронзительно позвонили. В одно мгновение я побелела, у меня схватило желудок и застучало сердце, и это всё от страха... И мне остаётся только кричать, кричать и кричать»...
— В середине ноября 1942 года в убежище появился еще один еврей, дантист Альберт Дассел.
Круглосуточное общение с одними и теми же людьми держало всех в напряжении. Порой она не могла понять, почему люди видят все другими глазами, иначе, чем она. Позднее, повзрослев, Анна стала терпимее к окружающим.
Из дневника Анны:
«Если человеку страшно, если он одинок и несчастен, пусть поедет за город, туда, где он будет совсем один, наедине с небом, природой и Б-гом. Только там, только тогда он почувствует, что всё так, как должно быть, и что Г-дь хочет видеть людей счастливыми среди безыскусной, но прекрасной природы. Пока всё это есть, а оно ведь будет всегда, я знаю, что как бы не сложились обстоятельства, есть утешение в любом горе. И твёрдо верю, что при всех бедах природа во многом может дать нам утешение».
— Петер Анне в начале не очень нравился. Она писала о нем в дневнике как о «застенчивом неуклюжем юноше», «от его присутствия многого ждать не следует». Мешала, по-видимому, некоторая разница в возрасте, вскоре после переезда в убежище Петеру исполнилось 16 лет. Однако со временем мальчик стал нравиться ей, как и она ему. Между ними завязалась дружба, и скоро Анна поняла, что полюбила своего соседа. Чувства к Петеру, разговоры с ним занимают важное место в дневнике Анны.
Из дневника Анны:
«Любовь, что такое любовь? Я думаю, что любовь, в сущности нельзя выразить словами. Любить – значит понимать человека, испытывать к нему большую нежность, делить с ним радость и горе».
— В убежище господствовал страх, страх и еще раз страх. Страх, что их найдут. Они слышали по радио об ужасах немецких концлагерей. Но записи Анны полны надежд на счастье, уверенности, что в один прекрасный день они выйдут на свободу. Шли день за днем, месяц за месяцем, год за годом, а она все не теряла оптимизма, унаследованного от отца.
Из дневника Анны:
«От природы мне многое дано: у меня счастливый характер, я жизнерадостная и сильная. Я чувствую, как с каждым днём созревает моя душа, как близится освобождение, как прекрасна природа, какие хорошие люди меня окружают. Отчего же мне приходить в отчаяние?»
Гонда Редлих также не верил в безысходность. Каждый день он шел на свой урок. Но его последний урок оборвался осенью 44-го, на полуслове, без звонка. Редлих с женой и полуторагодовалым ребенком были депортированы в Освенцим последним транспортом. Но он все еще надеется выжить.
Из дневника Гонды Редлиха:
«Нам разрешили взять коляску. Наверно, нечего бояться»...
1 августа 1944 г. Анна написала в своем дневнике.
Из дневника Анны:
«Я точно знаю, какой я хочу быть, да я такая и есть... в душе, но увы, такой меня никто не видит, кроме меня самой... Меня ужасно огорчает, что я прилагаю неописуемо много стараний стать другой, но всякий раз оказывается, что я опять сражаюсь с превосходящими силами противника».
Это была ее последняя запись. Через три дня ей пришлось начать последнее сражение, ставкой в котором была жизнь. 4 августа 1944 г. все обитатели Убежища были арестованы эсесовцами.
Голос за пустой сценой. В последствии стало известно, что несчастных евреев предали за сумму, равную полутора долларам.
Герман ван Даан был удушен в газовой камере в Освенциме в день прибытия 6 сентября 1944 г.
Петронелла (Августа) ван Даан, пройдя через ад Освенцима, Берген-Бельзена, Терезина, погибла в конце апреля 1945 г.
Петер ван Даан из Освенцима был переведен в Маутхаузен, где и умер от болезней и истощения 5 мая 1945 г., всего за три дня до освобождения.
Альберт Дассел скончался в концлагере в Найнгамме 20 декабря 1944 г.
Юдифь Франк умерла в Освенциме от голода и истощения 6 января 1945 г.
Марго и Анна Франк в конце октября 1944 г. были депортированы из Освенцима в концлагерь Берген-Бельзен. В феврале 1945 г. в лагере вспыхнула чудовищная эпидемия тифа, от которой погибли тысячи заключенных. В конце февраля 1945 г. умерла Марго. Анне не сказали о смерти сестры, но вскоре она сама поняла, что это произошло. Перестав бороться за жизнь, Анна умерла через несколько дней.
Из восьми обитателей Убежища выжил только Отто Франк. 27 января 1945 г. советские воины освободили его из Освенцима.
Из семьи Редлихов до дня освобождения Освенцима не дожил никто.
Анна Франк и Гонда Редлих погибли. Сегодня с нами говорят только их дневники...
Из дневника Гонды Редлиха:
Главное – воспитать ребят так, чтобы они смогли потом вернуться к нормальной жизни, где есть четкие границы меж добром и злом, страшным и повседневным, где нельзя воровать и не надо прятаться»
Из дневника Анны:
«В жизни, кроме мужа и детей, у меня должно быть что-то ещё, чему я смогу посвятить себя. Да, я не хочу подобно большинству людей прожить жизнь зря. Я хочу приносить пользу или радость людям, окружающим, но не знающим меня, я хочу продолжить жизнь и после смерти».
— Чтение стихотворения.
— О свечах.
— Минута молчания (метроном)
— Песня + зажигание свечей.
— Пророк обе части.
|
Слушайте это, старцы, и внимайте,
все жители земли сей: бывало ли такое
во дни ваши или во дни отцов ваших
Передайте об этом детям вашим;
а дети ваши пусть скажут своим детям,
а их дети следующему роду...
КНИГА ПРОРОКА ИОИЛЯ.1, 2-3
|